Долгие, кропотливые и трудоёмкие экспертизы не дали решительно никакого результата, опираясь на который можно было строить обвинение в суде. Когда Руджеро Перуджини понял, что прорыва от криминалистов ждать не приходится, он отдал приказ произвести арест Пачиани на основании давно заготовленного ордера. Теперь стратегия следствия сводилась к тому, чтобы «расколоть» подозреваемого на допросе и добиться от него признательных показаний.

Пачиани в собственном доме (снимок сделан ранее 1993 года).

Арест был произведён 16 января 1993 г., т.е. спустя восемь месяцев с момента завершения обыска на ферме Пачиани. Затравленный прессой, всеми брошенный, Пьетро пребывал в глубокой депрессии, тяжело болел, вместе с ним в тюрьму была привезена целая сумка всевозможных лекарств. Однако, несмотря на тяжёлое психоэмоциональное и физическое состояние, арестант по навязанным ему правилам играть отказался. Пачиани полностью отверг все предъявленные ему обвинения и довольно логично и последовательно выстраивал свою защиту.

Его неоднократно допрашивал сам Перуджини, руководитель группы САМ. Спустя много лет в интервью каналу «Дискавери» старший инспектор вспоминал, что Пачиани, хотя и был малообразованным человеком, мужланом, оказался на удивление здравомыслящим и хитрым. Он постоянно пытался завладеть инициативой в разговоре, выведать хоть какой-нибудь нюанс о состоянии расследования, ловко уклонялся от неожиданных или опасных вопросов, ссылаясь на забывчивость или искусно имитируя ухудшение состояния здоровья. С Пачиани было очень трудно работать, а сломить его волю оказалось вообще невозможно.

Более года арестант находился в тюрьме в условиях полной изоляции. К нему были применены жёсткие нормы содержания, обычно используемые при содержании под стражей особо опасных террористов: ему отказывали во встречах с адвокатом, не передавали писем жены, не допускали свиданий. Желая добиться признательных показаний, следователи пошли на все мыслимые и немыслимые уловки, даже на мистификации. Так, например, Пачиани предъявлялись сфабрикованные заключения экспертиз, из которых следовало, будто на деталях его одежды обнаружена человеческая кровь, не соответствующая групповой принадлежности его самого и членов его семьи (на самом деле ничего подобного обнаружено никогда не было). В другой раз ему предъявили поддельное экспертное заключение, согласно которому на ветоши в его доме было найдено ружейное масло и остатки порохового нагара, оставшегося от чистки оружия и т. п. После каждой из подобных «предъяв» обвиняемому рекомендовали во всём сознаться и прекратить запирательство, обещая снисхождение и смягчение режима содержания под стражей. Есть сильное подозрение, что к Пачиани применили бы и средства физического воздействия, если б только состояние его здоровья не было пугающе плохим. Находившийся в условиях полной информационной изоляции арестант мог рассчитывать только на себя самого, точнее, силу своего характера.

Обвиняемый ото всего упорно отпирался, но его позиция имела неустранимый изъян – Пачиани не имел alibi на воскресенье 8 сентября 1985 г. и ранние часы следующего дня, т.е. то самое время, когда, по мнению следствия, в лесу Сан-Кассиано были убиты французские туристы. Положение его стало ещё хуже после того, как полицейские сумели отыскать (или «уговорить» дать показания) нового важного свидетеля, рассказ которого закладывал настоящую бомбу под защиту Пачиани. Речь идёт о некоем Лоренцо Неси, торговце свитерами и женским трикотажем, разъезжавшим по тосканским дорогам в своём микроавтобусе-автолавке. Летом 1993 г. Неси вдруг «вспомнил», что видел Пьетро Пачиани вечером 8 сентября 1985 г., т.е. примерно тогда, когда, по общему мнению, была убита пара французов, и видел не где-нибудь, а на просёлочной дороге в лесу Сан-Кассиано. По словам Неси, Пачиани сидел за рулём обогнавшего его красного или розового «форда», а рядом с обвиняемым находился незнакомый свидетелю мужчина. Эта встреча на лесной дороге была примечательна тем, что произошла менее чем в 1 км от поляны, на которой Надин Морио и Жан-Мишель Кравеишвили разбили палатку. Показания Неси были очень важны потому, что тот лично знал Пачиани, и стало быть, ошибочность опознания можно было исключить. Теоретически, по крайней мере…

В скором времени произошло немаловажное событие, которое заслуживает быть упомянутым. Начальник подразделения Корпуса карабинеров во Флоренции Артуро Минолити получил анонимную посылку, содержавшую короткую записку, кусок промасленной ветоши и… пружину. Из текста записки следовало, что пружина является частью «berett» -ы, которой «Флорентийский Монстр» убивал свои жертвы. А промасленная тряпка – это кусок более крупной тряпицы, которой убийца имел обыкновение протирать пистолет. И то, и другое принадлежало Пачиани и было им успешно спрятано перед обыском его фермы весной 1992 г. После этого Пачиани, всё ещё остававшийся на свободе, перепрятал свой тайник, и загадочный аноним сумел завладеть обрывком ткани и возвратной пружиной пистолета.

Минолити воспринял анонимку скептически, поскольку пружина не имела маркировки и не могла быть сопоставлена с конкретным пистолетом. Карабинер сообщил о странном послании, похожем скорее на розыгрыш, нежели реальную попытку помочь правосудию, Руджеро Перуджини. Оперативники САМ немедленно нагрянули на ферму Пачиани и устроили там новый обыск. Буквально через пару часов они отыскали стеклянную банку, открыто стоявшую под деревом, в которой находился… кусок промасленной материи. Как нетрудно догадаться, когда два куска ткани – из анонимной бандероли и банки – совместили, линия разрыва идеально совпала!

Из случившегося оба офицера – Минолити и Перуджини – сделали диаметрально противоположные выводы. Перуджини увидел в случившемся подтверждение всех своих подозрений в адрес Пачиани; Минолити же посчитал, что имеет место явная подтасовка улик, подбрасывание вещдоков, то, что называется «грязной полицейской игрой». И занимался этим явно кто-то из членов группы САМ, а не какой-то сумасшедший мистификатор… Не желая скрывать свои догадки, карабинер направился к городскому прокурору и заявил о мучивших его подозрениях. По мнению карабинера, с явной или неявной подачи Перуджини сотрудники целевой группы перешли все границы дозволенного и занялись явной фальсификацией обвинения против Пачиани. Важность сделанного Минолити заявления усиливалась ещё и тем, что именно он являлся свидетелем пресловутого «обнаружения стреляной гильзы» 22-го калибра во время обыска фермы Пачиани весной 1992 г. Сам Артуро Минолити всегда утверждал, что не видел этой гильзы на земле, а увидел её лишь в руках Перуджини, когда последний якобы поднял её и показал присутствующим (с таким же успехом он мог достать эту гильзу из кармана). Тем не менее, на Минолити всегда ссылались как на должностное лицо, независимое от Перуджини, которое способно подтвердить факт находки гильзы. Теперь же этот самый офицер Корпуса карабинеров открытым текстом выражал недоверие проводимому расследованию! И лично старшему инспектору Перуджини! Прокурор выслушал Минолити и… промолчал. Ему было о чём промолчать.

Реакция Руджеро Перуджини последовала незамедлительно – уж он-то понимал, что накануне сложного судебного процесса единство представителей обвинения необходимо поддержать любой ценой. Он санкционировал исключение из членов оперативно-следственной группы САМ всех без исключения карабинеров и ряда работников прокуратуры, которые, по его мнению, занимали деструктивную позицию, т.е. не поддерживали версию о виновности Пьетро Пачиани и позволяли себе иметь собственное мнение на сей счёт.

Так ряды межведомственной целевой группы покинул Минолити и не раз упоминавшийся в настоящем очерке Марио Ротелла – человек, сделавший для розыска «Флорентийского Монстра» больше многих других работников прокуратуры.

Суд над Пьетро Пачиани открылся 14 апреля 1994 г. при колоссальном стечении журналистов и зевак. Поскольку количество мест в зале заседаний было ограничено, толпа многие часы стояла перед подъездом, дожидаясь момента, когда обвиняемого станут вводить либо выводить из здания. На кадрах хроники, отснятых тележурналистами, можно видеть, как при появлении конвоя люди запрыгивали на литую решётку ограждения перед зданием суда, карабкались повыше на фонарные столбы – и всё для того, чтобы поверх голов рассмотреть низкорослого Пачиани. Интерес общественности к суду над «Монстром» был колоссален – радиостанции и телеканалы устраивали прямые включения из зала судебных заседаний, и в каждом блоке новостей сообщалась краткая сводка последних событий на процессе.